Неразменная бабочка

На конференции в рамках проекта Russia Political Insight - ну где ещё можно обсудить пути с Кириллом Роговым и Николаем Петровым, как не в каменных джунглях Манхэттена? - сегодня возник такой переводческий вопрос.

Андрей Солдатов, рассказывая свою работу о политической роли, которые играют "силовики" в России, использовал слово "siloviki". Мне кажется, что было бы правильнее использовать слово "military". Логика такая - слово "military" стандартно применяется в ситуации, когда речь идёт о латиноамериканских авторитарных режимах. В любой литературе - от Линца до Асемоглу-Робинсона (между этими подходами, лежит, по моему, вся бескрайняя политическая наука в части недемократических режимов) - к режимам типа аргентинских, бразильских, уругвайской, чилийской диктатур применяется слово "military". Но эти латиноамериканские "military" соответствуют в России, конечно, не военным, а внутренним войскам и спецслужбам. Они же ни с кем никогда не воевали! Генерал Пиночет - это в точности генерал советского КГБ.

Николай Петров справедливо возразил, что есть страны, в которых большую политическую роль играют как раз "military" в смысле "военные". Например, в Турции или в Египте (воевали, они, конечно, так себе в ХХ веке, но воевали всё же). По роду деятельности они как раз соответствуют нашим военным (не силовикам, а именно армии), которые, напротив, никакой политической роли сами по себе никогда - ну, скажем, лет триста уже - не играли. Бывали орудием внутриполитической борьбы (убили Павла I, свергли Николая II и арестовали Берию военные, но победы-то одержали гражданские вдохновители), но сами действовали внутри страны до смешного малоэффективно (от декабристов до Тухачевского и Жукова).Тогда получается, что слово "military" использовать применительно к нашим силовикам не стоит.

В-общем, сложно получается, а ведь это не научный вопрос. Так, трудности перевода.