![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Ряд влиятельных комментаторов мировой экономики (и отличный доклад американского минфина) говорят о том, что экономическая политика Германии сдерживает мировой рост. Правильно говорят. К сожалению, не так просто объяснить, в чём проблема.
Можно попробовать так. Представим, что какая-то страна управляет своим обменным курсом и последовательно проводит «политику занижения курса». Например, постоянно покупает доллары и долларовые активы. Это понижает издержки и повышает прибыль фирм-экспортёров и, значит, стимулирует экспорт и отрасли, которые на него ориентированы. В начале 2000-х Китай активно этим занимался. Такая политика хороша, пока торговый партнёр не начинает заниматься тем же самым – в итоге страны останутся с тем же объёмом торговли, но с более высокой инфляцией. (Так же десятилетия назад обе страны проигрывали, когда начинали соревноваться в высоте тарифных барьеров.)
Какое это имеет отношение к Германии, курс которой зафиксирован относительно курсов валют других стран еврозоны? Даже сильнее, чем зафиксирован – в еврозоне единая валюта. Но проведите мысленный эксперимент – что произойдёт, если еврозона распадётся? Очевидно, греческая «новая драхма» и испанская «новая песета» резко подешевеют (именно это, кстати, и надо греческой и испанской экономикой, одновременно снизив долговое бремя – понятно, что распад включал бы «национализацию долгов» - и снизив издержки для фирм), а немецкая «новая марка» резко подорожает. Логично? Значит, существование евро в нынешнем виде является, по существу, политикой заниженного обменного курса германской валюты.
У германского правительства было бы две возможности не проводить такую политику (и значит, не наносить ущерб своим соседям по еврозоне).
1) Согласиться (через политические механизмы управления ЕЦБ) на более высокие целевые показатели для инфляции евро (пока 2% выглядит недостижимым, а Бланшар ещё два года назад писал про 4%). Поскольку Германия – страна-кредитор по отношению к торговым партнёрам + продолжает увеличивать кредит (см. 2)), инфляция евро наносит ей ущерб (инфляция – это, среди прочего, перераспределение от кредитора к должнику). Тем не менее, учитывая размер Германии и её роль, этим ответственная страна могла бы до какой-то степени пожертвовать. (Конечно, это сложно на практике в демократической стране – граждане любой страны не любят, когда у них забирают что-то сейчас. То, что они десять лет имели возможность жить богаче за счёт той же еврозоны, снизившей страновые риски периферии – считай, давшей возможность сберегать и экспортировать германским фирмам, никто не вспоминает.) Ничего подобного, несмотря на усилия ЕЦБ, не происходит.
2) Чуть более сложно. Германское правительство помогло бы еврозоне, если бы проводило политику, снижающие стимулы для немецких граждан сберегать, а фирм – экспортировать. Или, что то же самое, увеличило бы свои собственные расходы на инвестиции и подталкивало граждан к более активному потреблению (особенно импорта).
Есть внешнеторговое макроэкономическое тождество Сбережения – Инвестиции = Экспорт – Импорт. Это тождество – «бухгалтерское» в том смысле, что оно выполняется всегда. (Каждая единица чистого экспорта должна быть чем-то оплачена; каждый доллар, приходящий в страну, должен куда-то быть записан.) То есть если как-то поменять одну из четырёх переменных, то как минимум одна должна тоже поменяться, чтобы тождество выполнялось. Как правильно говорит Пол Кругман, если весь мир любит ваши товары (большой торговый профицит), а обменный курс подстроится не может – значит, подстроятся зарплаты (см. картинку).
Если бы немцы тратили больше (сберегали бы меньше), не было бы такого давления на остальные страны (чистый экспорт Германии был бы меньше, а для Испании и Ко было бы лучше, чтобы он был вообще отрицательным). Пусть граждане бы тратили, пусть бы правительство – лишь бы они не «затягивали пояса», потому что такая большая страна затягивает его (если профицит сохраняется) для всего мира.
Кругман же правильно указывает, что историю еврозоны можно рассказать за одну картинку (ниже): сначала создание еврозоны создаёт приток капитала в периферию, а после начала кризиса прекращается. Здесь же видно, что германский торговый профицит нисколько не сокращается, продолжая политику «заниженной марки".
Итого – позиция и политика Германии наносит ущерб всем остальным. (Это вовсе не универсальное правило – очень многое в мировой экономике – торговля, например – приносит выгоду обеим сторонам.) Однако то, что произносится германскими экспертами, ещё хуже, чем то, что делается. Чего стоит, например, предложения опираться на «германскую модель» выхода из кризиса. То есть всем странам предлагается проводить политику, стимулирующую торговый профицит! Очевидно, что во всех странах в мире этого быть не может, потому что суммарный экспорт равен суммарному импорту и, значит, если у каких-то стран есть большой торговый профицит, то должны быть страны со значительным торговым дефицитом. Выходить из кризиса за счёт увеличения экспорта – прекрасный план, но – если мы заботимся не только о себе – такой рост должен сопровождаться увеличением импорта. (Это возможно – после войны страны Западной Европы быстро росли в значительной степени из-за одновременного увеличения экспорта друг в друга.) И уж совсем плохо, когда политическое влияние используется, чтобы продавить экспертные оценки (в данном случае модель, выдающую предсказуемый и нужный давящему результат).
Впрочем, это вовсе не случайно. Германия после второй мировой войны была «экономическим чудом» (о том, что Германия после 1945-го была и остаётся сейчас экономическим чудом, вопросов нет), но одним из следствием было полное вымирание (за счёт внутренней – в прикладные области и внешней – в Америку – эмиграции) макроэкономической профессии. Правильные соображения некому в стране даже произнести.
Можно попробовать так. Представим, что какая-то страна управляет своим обменным курсом и последовательно проводит «политику занижения курса». Например, постоянно покупает доллары и долларовые активы. Это понижает издержки и повышает прибыль фирм-экспортёров и, значит, стимулирует экспорт и отрасли, которые на него ориентированы. В начале 2000-х Китай активно этим занимался. Такая политика хороша, пока торговый партнёр не начинает заниматься тем же самым – в итоге страны останутся с тем же объёмом торговли, но с более высокой инфляцией. (Так же десятилетия назад обе страны проигрывали, когда начинали соревноваться в высоте тарифных барьеров.)
Какое это имеет отношение к Германии, курс которой зафиксирован относительно курсов валют других стран еврозоны? Даже сильнее, чем зафиксирован – в еврозоне единая валюта. Но проведите мысленный эксперимент – что произойдёт, если еврозона распадётся? Очевидно, греческая «новая драхма» и испанская «новая песета» резко подешевеют (именно это, кстати, и надо греческой и испанской экономикой, одновременно снизив долговое бремя – понятно, что распад включал бы «национализацию долгов» - и снизив издержки для фирм), а немецкая «новая марка» резко подорожает. Логично? Значит, существование евро в нынешнем виде является, по существу, политикой заниженного обменного курса германской валюты.
У германского правительства было бы две возможности не проводить такую политику (и значит, не наносить ущерб своим соседям по еврозоне).
1) Согласиться (через политические механизмы управления ЕЦБ) на более высокие целевые показатели для инфляции евро (пока 2% выглядит недостижимым, а Бланшар ещё два года назад писал про 4%). Поскольку Германия – страна-кредитор по отношению к торговым партнёрам + продолжает увеличивать кредит (см. 2)), инфляция евро наносит ей ущерб (инфляция – это, среди прочего, перераспределение от кредитора к должнику). Тем не менее, учитывая размер Германии и её роль, этим ответственная страна могла бы до какой-то степени пожертвовать. (Конечно, это сложно на практике в демократической стране – граждане любой страны не любят, когда у них забирают что-то сейчас. То, что они десять лет имели возможность жить богаче за счёт той же еврозоны, снизившей страновые риски периферии – считай, давшей возможность сберегать и экспортировать германским фирмам, никто не вспоминает.) Ничего подобного, несмотря на усилия ЕЦБ, не происходит.
2) Чуть более сложно. Германское правительство помогло бы еврозоне, если бы проводило политику, снижающие стимулы для немецких граждан сберегать, а фирм – экспортировать. Или, что то же самое, увеличило бы свои собственные расходы на инвестиции и подталкивало граждан к более активному потреблению (особенно импорта).
Есть внешнеторговое макроэкономическое тождество Сбережения – Инвестиции = Экспорт – Импорт. Это тождество – «бухгалтерское» в том смысле, что оно выполняется всегда. (Каждая единица чистого экспорта должна быть чем-то оплачена; каждый доллар, приходящий в страну, должен куда-то быть записан.) То есть если как-то поменять одну из четырёх переменных, то как минимум одна должна тоже поменяться, чтобы тождество выполнялось. Как правильно говорит Пол Кругман, если весь мир любит ваши товары (большой торговый профицит), а обменный курс подстроится не может – значит, подстроятся зарплаты (см. картинку).
Если бы немцы тратили больше (сберегали бы меньше), не было бы такого давления на остальные страны (чистый экспорт Германии был бы меньше, а для Испании и Ко было бы лучше, чтобы он был вообще отрицательным). Пусть граждане бы тратили, пусть бы правительство – лишь бы они не «затягивали пояса», потому что такая большая страна затягивает его (если профицит сохраняется) для всего мира.
Кругман же правильно указывает, что историю еврозоны можно рассказать за одну картинку (ниже): сначала создание еврозоны создаёт приток капитала в периферию, а после начала кризиса прекращается. Здесь же видно, что германский торговый профицит нисколько не сокращается, продолжая политику «заниженной марки".
Итого – позиция и политика Германии наносит ущерб всем остальным. (Это вовсе не универсальное правило – очень многое в мировой экономике – торговля, например – приносит выгоду обеим сторонам.) Однако то, что произносится германскими экспертами, ещё хуже, чем то, что делается. Чего стоит, например, предложения опираться на «германскую модель» выхода из кризиса. То есть всем странам предлагается проводить политику, стимулирующую торговый профицит! Очевидно, что во всех странах в мире этого быть не может, потому что суммарный экспорт равен суммарному импорту и, значит, если у каких-то стран есть большой торговый профицит, то должны быть страны со значительным торговым дефицитом. Выходить из кризиса за счёт увеличения экспорта – прекрасный план, но – если мы заботимся не только о себе – такой рост должен сопровождаться увеличением импорта. (Это возможно – после войны страны Западной Европы быстро росли в значительной степени из-за одновременного увеличения экспорта друг в друга.) И уж совсем плохо, когда политическое влияние используется, чтобы продавить экспертные оценки (в данном случае модель, выдающую предсказуемый и нужный давящему результат).
Впрочем, это вовсе не случайно. Германия после второй мировой войны была «экономическим чудом» (о том, что Германия после 1945-го была и остаётся сейчас экономическим чудом, вопросов нет), но одним из следствием было полное вымирание (за счёт внутренней – в прикладные области и внешней – в Америку – эмиграции) макроэкономической профессии. Правильные соображения некому в стране даже произнести.
